«движений, а сама империя превратилась бы в «конгломерат национально-территориальных образований» (с. 161). Реализация проектов ...»
2012.04.011
зация этничности» способствовала бы усилению национальных
движений, а сама империя превратилась бы в «конгломерат национально-территориальных образований» (с. 161). Реализация проектов этнической территориализации означала бы предоставление
национальным территориям автономии и признание их легитимности, что не входило в планы имперского правительства. Разрабатываемые в царской России проекты этнической территоризации, заключает Сталюнас, могли быть реализованы лишь в новых
политических условиях и в новой стране – СССР. Отмечая наличие этих проектов административно-территориального деления еще в имперский период, историк акцентирует преемственность в историческом развитии России .
Т.К. Сазонова 2012.04.011. КИТАНИНА Т.М. ХЛЕБНАЯ ТОРГОВЛЯ РОССИИ В
КОНЦЕ XIX – НАЧАЛЕ XX в. СТРАТЕГИЯ ВЫЖИВАНИЯ, МОДЕРНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ
ПОЛИТИКА. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2011. – 608 с .Ключевые слова: Россия; последняя треть XIX – начало XX в.; российская экономика; хлебная торговля .
Монография профессора С.-Петербургского госуниверситета Т.М. Китаниной, состоящая из введения, шесть глав, заключения и приложений, посвящена комплексному изучению одной из важнейших проблем российской экономики последней трети XIX – начала XX в. – организации внутренней и внешней хлебной торговли и правительственной политике в данной сфере. В исследовании освещены такие вопросы, как специфика эволюции аграрного сектора российской экономики, фискальная и тарифная политика правительства, становление системы государственных закупок сельскохозяйственной продукции и др .
По словам Т.М. Китаниной, важность изучения хлебной торговли России, ее эволюции, закономерностей и особенностей обусловлена не только тем общеизвестным фактом, что на протяжении полутора столетий в общем торговом балансе России хлебной торговле принадлежала ведущая роль, а значение ее в качестве основной отрасли российского экспорта и одного из главных источников валютных поступлений оставалось непреходящим для экономики .
2012.04.011 «Острота проблемы заключается в том, что капитализирующаяся хлебная торговля… отражала в себе как слабость производственной базы, так и всю сложную гамму социально-экономических противоречий, характерных для русской деревни пореформенного времени, преодолевавшей патриархальную замкнутость натурального хозяйства» (с. 22). Становление капиталистического сельского хозяйства и формирование единого хлебного рынка неизбежно оказывали воздействие на развитие интенсивных форм торгового земледелия, на районирование сельскохозяйственного производства .
Многопольные севообороты постепенно вытесняли традиционное трехполье, расширялся фронт мелиоративных работ, возводились ирригационные системы. На основе механизации и расширения применения наемного труда в пореформенный период увеличилось производство сельскохозяйственной продукции, резче обозначилась его специализация, возросли посевные площади, занятые высокоурожайными зерновыми и техническими культурами. В то же время неравномерность развития капиталистических форм хозяйства в стране, связанная с крестьянским малоземельем, чересполосицей, элементами натурального хозяйства и т.п., исключительное разнообразие аграрных отношений определили сложность сельскохозяйственного районирования и пестроту земледельческих систем. Капиталистическая эволюция сельского хозяйства на свободных от дворянского землевладения и крепостнических пережитков окраинных землях обусловила сравнительно быстрое развитие в этих районах торгового монокультурного земледелия. Напротив, черноземный центр, западные и юго-западные губернии, являвшиеся оплотом дворянского землевладения, медленно и чрезвычайно болезненно включались в общий экономический процесс .
Широкие возможности хозяйственной колонизации окраин, обилие доступных для обработки целинных плодородных земель задерживали развитие капитализма «вглубь» на великорусской территории и отсрочивали разрешение экономических противоречий. Но, по мнению автора, замедление темпов эволюции капитализма в центральных районах лишь подготавливало почву для его более стремительного роста в будущем .
Несмотря на региональные различия, «образование единого капиталистического рынка сопровождалось унификацией хлебных цен, стиранием различий в их уровне, вызванных местными условиями производства и сбыта. Цены на основные виды земледельческой продукции (рожь, пшеницу, овес, ячмень, гречиху и др.) в условиях России точно отражали состояние экономики: подъем, спад, застой, кризис... Развитие торгово-экономических связей втягивало в общий хлебообмен не только местности, производившие хлеб, но и нехлебородные губернии, территорию которых пересекали транзитные пути. Интеграция медленно, но неуклонно подчиняла законам всеобщего хлебообмена и близлежащие и отдаленные земли, усиливая значение общенациональных признаков в определении уровня хлебных цен» (с. 34). Процесс этот, по словам Т.М. Китаниной, не был однороден и далеко не везде протекал с равной интенсивностью. На окраинных землях, таких как Сибирь, Туркестан, долгое время хлебные цены разнились даже в соседних, близлежащих областях. Причиной этого было отсутствие или слабость коммуникаций, сохранявших известную изоляцию районов. Однако по мере того, как все явственнее в процессе ценообразования проступали общенациональные признаки, колебания хлебных цен в общероссийском масштабе становились все более согласованными. Огромную роль в этом процессе сыграло развитие железнодорожной сети в 1860–1870-х годах .
Заметное воздействие на процесс ценообразования оказывала сложная, во многом противоречивая железнодорожная и тарифная политика правительства. «Стоимость строительства русской железнодорожной сети была, как известно, высока, что нашло отражение в уровне тарифных такс. Высота тарифной сетки являлась одной из основных причин значительной разницы между хлебными ценами портов и внутренних рынков страны» (с. 36). Русская хлебная торговля во многом зависела и от уровня международных хлебных цен. «Казалось бы, регулирование внутреннего потребления в соответствии с объемом собственного производства… должно было ослабить это влияние. Но в том-то и заключалось своеобразие ценообразования в странах аграрных, большого сельскохозяйственного экспорта, что лишь часть производимого ими хлебного продукта могла воздействовать на уровень цен внутреннего рынка вследствие сохранения натурального характера потребления .
На грани XIX и XX вв. русский хлебный экспорт достигал 18%, т.е .
1/5 общей производительности зерна, однако эти 18% оказывали большое влияние на цены внутреннего рынка. Именно в силу зависимости от внешнего рынка стремление русского хлеботорговца к максимальной экспортной прибыли сохранялось постоянно, при любых изменениях конъюнктуры внутреннего рынка. И чем ниже падали местные хлебные цены, тем отчетливее проступала заинтересованность в экспорте, в компенсации неизбежных потерь внутреннего сбыта высокими ценами внешнего рынка» (с. 37) .
Медленное, но неуклонное повышение хлебных цен в общенациональном масштабе, характерное для пореформенного периода, было прервано аграрным кризисом 1880-х – начала 1890-х годов. Однако неурожай 1891–1892 гг., охвативший значительную часть территории страны, в том числе центральные губернии и Среднее Поволжье, вновь изменил ситуацию. «Подъем цен был неожиданным и резким: 1 руб. 21 коп. за пуд ржи против 59 коп., 1 руб. 20 коп. за пуд пшеницы против 73 коп. в 1890 г. Но как только перестали действовать факторы, вызванные неурожаем, тенденция к падению хлебных цен проявилась с новой силой. Осенью 1894 г. повсеместное снижение цен достигло 40%. Перелом в движении хлебных цен произошел лишь в 1896–1897 гг., когда наметилось их медленное, но неуклонное повышение. Рост цен на пшеницу имел место главным образом в южных степных районах, на рожь – в юго-западных, центральных, степных губерниях, в отдельных районах Прибалтики… Тенденция к повышению цен оказалась устойчивой. Мировое хозяйство медленно выходило из аграрного кризиса, расширяя возможности реализации продукта»
(с. 242). Однако устойчивый в целом уровень цен подвергался резким колебаниям в период неурожаев и голода 1897 г. в Поволжье, 1906–1907 гг. в западных, центральных и восточных районах Европейской России, в 1911 г. в Поволжье, Приуралье, Прикавказье и Западной Сибири. «Срывы» цен, по словам автора, свидетельствовали о глубоких противоречиях в аграрном секторе России .
В структуре российского экспорта конца XIX в. сельскохозяйственные продукты и сырье составляли 94,4%, фабричные изделия – всего 3,5, полуфабрикаты – 2,1%. И первое место как в количественной, так и в валютной оценке вывоза занимал хлеб. В 1861– 1865 гг. экспорт хлеба из России оценивался в 56,3 млн. руб., что составляло 31% от общей ценности вывоза (181,6 млн. руб.), через 30 лет в 1891–1895 гг. – 296,7 млн. руб. За пятилетие 1906–1910 гг .
2012.04.011 средняя ценность вывоза русского хлеба достигала уже 435,3 млн .
руб. в год, т.е. 41,5% от ценности всего экспорта (1046 млн. руб.) .
В 1862–1866 гг. отправлялось за рубеж 4,6% сбора зерна, в конце XIX в. – уже 15,7%. Для пшеницы соотношение было еще более показательным: в начале 1870-х годов экспорт составил 40% ее чистого сбора, к 1880 г. – уже 50%. Таким образом, отмечает Т.М. Китанина, в хлебном балансе России в пореформенные десятилетия происходили серьезные структурные изменения. Аграрный кризис и упадок сельскохозяйственного производства черноземного центра повлекли за собой сокращение экспорта ржи. В дальнейшей эволюции зернового хозяйства все больший удельный вес занимали товарные культуры – пшеница и ячмень, что было связано как с перераспределением зернового производства, так и с потребностями экспорта. В то же время продовольственные зерновые культуры все заметнее уступали место фуражным .
Несмотря на указанные процессы, русское крестьянство испытывало постоянную нужду в хлебе. Автор отмечает, что крестьянство большинства западноевропейских стран также зачастую страдало от недостатка продовольствия, но в России эта нужда ощущалась значительно сильнее вследствие сохранения полуфеодального гнета и громадного налогового пресса. «На рубеже веков в отдельных губерниях разорительные налоги поглощали до 30% денежного дохода крестьянского хозяйства. В черноземных и поволжских губерниях размеры прямых налогов с крестьян достигали едва ли не половины выручки от реализации хлеба, а порой и превышали ее. Принимая во внимание расчеты Н.Д. Кондратьева, можно утверждать, что в период индустриализации аграрный сектор в целом облагался налогами в 3–3,5 раза более высокими, чем промышленный. Социальное расслоение деревни, сопровождавшееся “переложением” налогового бремени с кулачества, деревенских богатеев на беднейшие слои сельского населения, вело к пролетаризации значительной части крестьянства. Безземельные крестьянские семьи выступали на рынке уже не в качестве продавцов, а в качестве потребителей товарного хлеба» (с. 49–50) .
Экономическая конъюнктура, сложившаяся в стране в результате аграрного кризиса, потребовала активного государственного вмешательства. На протяжении 1880-х – начала 1890-х годов Министерство финансов, возглавляемое Н.Х. Бунге (с 1881 г.), а 2012.04.011 затем И.А. Вышнеградским (с 1886 г.), все активнее включалось в поиски новых форм правительственного регулирования экономики, отвечавших духу времени и целям модернизации. Усиление государственного железнодорожного строительства, финансирование крупных отраслей промышленности, поддержка казной банков, упорядочение бюджета и денежного обращения – вся система государственных мероприятий, начатая при Бунге и продолженная его преемником, должна была укрепить экономическое положение страны .
«Преобразования в хозяйственной области тесно сочетались с новым таможенным курсом – политикой откровенного протекционизма. Принятый Н.Х. Бунге внешнеторговый курс И.А. Вышнеградский безоговорочно признал, резко усилил и завершил покровительственным тарифом 1891 г. По-видимому, именно протекционизм служил питательной средой для усиленного развития хлебного экспорта. Н.Х. Бунге, правда, воспринимая рост экспорта как должное и являясь апологетом мелкой крестьянской собственности, акцентировал внимание на иных причинах: высоком налоговом обложении крестьянства и падении курса рубля… В отличие от своего предшественника, И.А. Вышнеградский откровенно признавал связь хлебного вывоза с политикой протекционизма и открыто провозглашал себя бескомпромиссным сторонником активного экспорта» (с. 103–104) .
Таможенный протекционизм пронизывал все стороны экономической политики, проводимой И.А. Вышнеградским. Сказался он и на характере реформ, осуществленных им в период 1889– 1891 гг. Начатые Н.Х. Бунге преобразования системы тарифов (в том числе на перевозку хлеба) вылились при Вышнеградском в реформу тарифного законодательства 1889 г. Если основной целью железнодорожной политики 80-х годов являлось финансовое равновесие доходов казны и железных дорог, то тарифная политика в известной мере это равновесие нарушала. Реформа 1889 г. открывала новый этап тарифной политики – ее государственное регулирование. Она полностью соответствовала протекционистскому курсу, ибо, вовлекая в мировой товарообмен российские окраины, существенно расширяла возможности экспорта .
Не противоречила «руководящему» принципу и реформа государственных хлебных закупок, искусственно расширявшая емкость внутреннего рынка. Поскольку система подрядных поставок, введенная еще в середине XVIII в., консервативная по самой своей природе, в новую эпоху не могла удовлетворить изменившимся требованиям и государственных институтов, и внутреннего рынка, Военное министерство и Министерство финансов по аналогии с западноевропейскими странами обратились к формам прямых контактов с землевладельцами, преимущественно дворянами. Однако переход к новым формам происходил робко, «с оглядкой», стесненный ведомственною недоговоренностью. Вместе с тем экономические преобразования 1880-х – начала 1890-х годов подготовили почву для нового этапа государственной экономической политики, связанной с деятельностью министра финансов С.Ю. Витте. Понимая необходимость поддержки сельского хозяйства, Витте, оценивая темпы эволюции и возможную доходность аграрного сектора, считал, что он менее промышленного восприимчив к правительственным субсидиям. «Постепенно складывалась концепция Министерства финансов, предусматривавшая государственную помощь сельскому хозяйству путем развития инфраструктуры деревни – агротехники, агрономии, элеваторной системы, кредита на приемлемых условиях, строительства дорог, транспортных средств. Решающее значение придавалось развитию промышленности и с точки зрения создания внутреннего рынка для аграрного производства»
(с. 174–175) .
В конце 80–90-х годов XIX в. был созван ряд межведомственных совещаний и представительных полугосударственных комиссий, решения которых легли в основу дальнейших практических мероприятий правительства. В эти же годы Министерство финансов ввело в практику регулярный созыв совещаний Биржевых комитетов, где обсуждению подвергались проблемы хлебной торговли, благоустройство портов, строительство железных дорог, а также кредитная политика правительства. «В совокупности эти решения и частичное их воплощение в жизнь способствовали упорядочению и культивации внутреннего аграрного рынка. Однако задачи, поставленные в 1890-х годах многочисленными совещаниям и комиссиями, были значительно масштабнее: они предполагали не только коренную реорганизацию торговли на принципиально иных основаниях, но и инфраструктурную реконструкцию российской деревни на капиталистических началах. Эти задачи… оказались “не по плечу” одному поколению.., но важно то, что они были определены в качестве ближайшей перспективы в преддверии нового столетия» (с 177); многие из этих наработок были затем осуществлены правительством П.А. Столыпина .
В начале ХХ столетия аграрная политика проводилась в условиях стабилизации мирового рынка и неуклонного роста хлебных цен. Россия все еще твердо удерживала за собой ключевые позиции на мировом рынке, оставаясь ведущим экспортером хлебных продуктов. Вывоз русской пшеницы в 1910–1911 гг. составлял 21,9% мирового экспорта. Более половины – 54,5% импортируемых странами Западной Европы хлебных грузов поступало из России .
«Казалось, мировое экспортное первенство должно было явиться твердой гарантией престижа русских на всемирном хлебном рынке и вместе с тем стимулировать подъем товарности продуктов земледелия внутри страны. Однако ни того ни другого… не было, да и быть не могло при сохранении поразительной косности, столь характерной для организации всероссийской торговли на всех ее ступенях – от скупки до экспорта. Застойность эта, поражавшая здравомыслящих современников, безуспешно пытавшихся найти ей оправдание, определялась множеством причин, и одну из них представительные организации торговой буржуазии видели в отсутствии достоверной и доступной ведомственной информации» (с. 352– 353). Так, Министерство финансов руководствовалось сведениями Центрального статистического комитета, но признавая эти сведения «неполными», обращалось к зарубежным источникам, в том числе к венгерской статистике, считавшейся весьма надежной, черпало данные из иностранной прессы и т.д .
По утверждению Т.М. Китаниной, Россия, обладавшая колоссальными потенциальными возможностями для стремительного расширения и усовершенствования торговли, не умела воспользоваться ими и, вывозя в иные урожайные годы на мировой рынок до 700–800 млн. пудов хлебных продуктов (рекордное количество – 847 млн. пудов страна экспортировала в 1910 г.) при наличии существенно большего спроса, почти без серьезного сопротивления сдавала позиции конкурентам .
Возглавивший в 1906 г. Министерство финансов В.Н. Коковцов, являвшийся последовательным сторонником столыпинского курса, ни в области торговли, ни в области финансов не провел ни 2012.04.011 одной крупной реформы. Выступая против расширительного толкования задач Министерства финансов, Коковцов ограничил деятельность последнего узковедомственными интересами – сведением бездефицитного бюджета. Сокращение организационно-хозяйственных функций Министерства финансов при В.Н. Коковцове нашло, по сути дела, отражение во всех областях экономической политики, в том числе тарифной, таможенной, а также в сфере государственных хлебных закупок. Самоустранившись от продолжения прямых торговых контактов с поставщиками, Министерство финансов передало налаженную систему в руки Интендантства, которое в силу ряда причин не было подготовлено для ее прямого продолжения .
В то же время определенное влияние на хлебную торговлю оказывала политика Государственного банка. Еще в 1890-х годах главное кредитное учреждение империи четырежды уточняло и утверждало правила кредитования под хлебные операции с целью создания более благоприятных условий. В 1909 г. Государственный банк принял ряд мер (снижение процента по ссудам и др.), способствовавших стабилизации хлебных цен. Это, по мнению Т.М. Китаниной, оказалось своевременным ввиду начавшегося их падения и в ряде случаев избавило сельхозпроизводителей от преждевременного отчуждения зерна .
В предвоенные годы заметно активизировались операции с сельскохозяйственными продуктами банковского капитала. Русские коммерческие банки довольно охотно приобщались к хлебной торговле и легко соглашались на открытие специальных, подчас весьма солидных кредитов. Особую заинтересованность испытывали банки в финансировании экспортных операций. «Сравнительная легкость монополизации банками сбыта изделий аграрной отрасли объяснялась целой системой мер, осуществляемых ими на местах .
Меры эти касались не только технического оснащения портов, строительства причалов, складов и пакгаузов, реже – элеваторов и т.п., но и взаимоотношений с широкой клиентурой. Распространенным явлением оказалось снижение коммерческими банками ссудного кредита для крупнейших скупщиков зерна и предоставление ряда других льгот, что существенно облегчало ведение коммерческих операций. С усилением экспансионистских стремлений русские коммерческие банки меняли тактику действий, переходя от 2012.04.012–013 чисто комиссионных операций к покупке и сбыту продуктовых товаров за собственный счет» (с. 353–354) .
Таможенная политика, проводимая в 1906–1913 гг., развивалась в русле основного направления внешнеполитического курса – русско-французского сближения. В то же время в ней отразились и попытки смягчения экономических противоречий с Германией. В основе таможенных отношений лежал по-прежнему строгий протекционизм, соответствовавший социально-политическим и экономическим задачам правительства .
Завершают монографию приложения, содержащие впервые публикуемые архивные документы, в том числе переписку С.Ю. Витте с военным министром П.С. Ванновским .
С.В. Беспалов 2012.04.012–013. МЕСТНЫЕ ОРГАНЫ ВЛАСТИ И РЕАКЦИЯ НА ИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СО СТОРОНЫ КРЕСТЬЯНСТВА В ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ГОДЫ. (Сводный реферат) .
2012.04.012. ТРОПОВ И.А. Эволюция местных органов государственной власти в России, (1917–1920-е годы): Монография / Под науч. ред. Алексеевой И.В. – СПб.: ГУАП, 2011. – 500 с .
2012.04.013. БОРИСОВ Д.А. Колесниковщина. Антикоммунистическое восстание воронежского крестьянства в 1920–1921 гг. – M.:
Посев, 2012. – 164 с .
Ключевые слова: революция в России 1917 г.; Гражданская война; местные органы государственной власти; восстание воронежского крестьянства; И.С. Колесников .
В монографии сотрудника Санкт-Петербургского ун-та И.А. Тропова (012), состоящей из четырех глав, рассматриваются процессы эволюции местных органов государственной власти России в 1917–1929 гг., раскрываются особенности формирования и функционирования областных, губернских, уездных, волостных, городских и сельских органов власти во время революции 1917 г., Гражданской войны и военного коммунизма 1918–1920 гг. и новой экономической политики 1920-х годов .
Система местных органов государственной власти в России, отмечается в книге, прошла в своей эволюции с 1917 по 1929 г.